Раббан Гамлиэль и рабби Иегошуа в аналитическом учебном институте
Раббан Гамлиэль и рабби Иегошуа в аналитическом учебном институте. Талмудический текст (Брахот 27б-28а) и групповая жизнь аналитиков
Генри Абрамович
(Журнал юнгианской теории и практики т. 6 № 2 2004)
Сложности групповой жизни аналитиков
«Аналитик – одинокое создание» (Kirsch, 2000, p. 31)
Большая часть нашей жизни, как аналитиков, проходит в одиночестве, и аналитическая работа с пациентами или кандидатами, приносящая глубокое удовлетворение, часто оказывается интенсивной, одинокой и напряженной (Allphin, 1999). Чтобы сбалансировать эту изоляцию, социальная жизнь аналитиков должна быть полна взаимной поддержки, интеллектуальной стимуляции, и душевного отдыха. К сожалению, аналитические сообщества не всегда обеспечивают такое утешение и поддержку. Наоборот, слишком часто они оказываются источником дополнительного напряжения и конфликта. Некоторые учебные группы могут быть подвержены догматизму, делению на клики, и борьбе за власть, которая часто завершается болезненным расколом (Casement, 1995; Kirsch, 2001). Члены групп озлобляются и уходят. Или же, наоборот, они принимают боевую готовность, их поведение становится оскорбительным, а высказывания о коллегах непрофессиональными. Результатом такой организационной и межличностной напряженности может оказаться нарушение границ. Аналитики даже могут поддаться искушению и нарушить этические нормы, раскрыв сказанное в их рабочем кабинете, или говоря «в уничижительном смысле о коллеге в присутствии его пациента» (Allphin, 1999, с. 251). Этот тип организационных и межличностных конфликтов не является уникальной чертой именно юнгианцев, он встречается во многих сообществах, которые обращаются к глубинной психологии, а также в иных элитных интеллектуальных организациях, предполагающих строгий отбор. Хотя о лечебной динамике и процессе индивидуации известно достаточно много, гораздо меньше мы знаем о групповой жизни своего института. Аналитические учебные заведения сами по себе только недавно стали объектом систематического исследования. (Eisold, 1994, 2001; Casement, 1995; Kernberg, 1996; Allphin, 1999; Kirsner, 2000). В этой статье я хочу исследовать природу групповой жизни аналитиков, обращаясь не к динамике аналитического Института, а к нарративу Талмуда. Этот текст (Брахот 27б-28а) описывает идеологические разногласия и борьбу за власть между двумя великими фигурами раввинов: рабби Гамлиэлем и рабби Иегошуа, боровшихся за управление Домом Учения(BeitMidrash). Учитывая несомненные различия между аналитиками и талмудистами, я хочу интерпретировать события, описанные в тексте, как если бы они происходили в современном аналитическом учебном Институте. Таким образом, я надеюсь, откроются неожиданные перспективы для изучения динамики нашей групповой жизни как аналитиков. Я также буду опираться на мой личный опыт, сначала как кандидата, потом - как члена Израильской Ассоциации Аналитической Психологии, и, наконец, как председателя Израильского института юнгианской психологии (IIJP), одного из трех дочерних сообществ, созданных после трехстороннего раскола в 2001 году. Я представлю мою версию событий, прекрасно зная, что мои коллеги возможно, восприняли те же события совершенно по-другому.
Параллели между аналитиками и талмудистами.
Талмуд является центральным текстом раввинского иудаизма, который остается основным объектом внимания исследований раввинов и простых евреев по сей день. Талмуд известен как «устный закон», в отличие от Ветхого Завета, который является «писанным законом». Первоначально все эти дискуссии запоминались наизусть и записывались только под принуждением. Талмуд состоит из двух совершенно частей, которые, тем не менее, образуют единое целое.
В первом разделе (Мишна) содержится ряд энергичных, поэтичных и решительных высказываний, формирующих основной код еврейской ритуальной и юридической практики, а также очень краткий отчет о разногласиях по этому вопросу. Последующие (и даже предыдущие) поколения ученых продолжают традицию обсуждения и исследования последствий и очевидных противоречий эллиптического учения Мишны, а также других традиций (tosephtot, braitot), которые не были включены в Мишну. Эти традиции и споры, длившиеся не одну сотню лет, были отредактированы и собраны в уникальный, логичный и компактный текст. Второй раздел (Гемара) можно сказать, является, своего рода развернутым комментарием к Мишне, хотя он – нечто гораздо большее, чем простой комментарий. Это плотная, очень компактная коллекция споров, легенд, историй, философских дискуссий, принципов толкования, и многого другого.
Отрывок из Талмуда, обсуждаемый ниже, начинается со спора, касающегося сроков вечерней молитвы, но продолжение становится рассказом о том, как этот конфликт мнений привел к кризису в Доме Учения.
Прежде чем приступить к тексту, я хочу описать некоторые параллели между аналитиками и талмудистами.
Психоаналитические учебные заведения напоминают мир раввинов Талмуда некоторыми важными чертами. Во-первых, аналитики и талмудисты разделяют мировоззрение, делающее огромный упор на обучении, как знании, передающемся непосредственно от учителя к ученику в «устной традиции» (torahsheb’alpe). Аналитические практики и обучение воплощают устную традицию в двух направлениях. Во-первых, аналитик, как и талмудист, сам должен обладать непосредственным и личным опытом. Никакое количество прочитанного или написанного текста не может заменить самостоятельного аналитического опыта. Один из ведущих аналитиков утверждает, что никакие клинические бумаги не могут, в действительности, «представлять» реальности «того, что происходит в кабинете .... Это все равно, что пытаться передать поэзию в прозе. Это невозможно и болезненно. Нам известно: при подобной практике теряется и искажается нечто важное» (Wharton, 1999, с. 397). Во-вторых, подготовка аналитиков сама во многом основана на устной традиции. Несмотря на огромные богатства аналитической литературы, «много ценного в психоанализе не передается в статьях и текстах, но узнается в устной традиции» (Plaut, 1999; Rickman, 1951). «Контрольный анализ», хотя и основанный на информации из «литературы», по сути, проводится в устной форме, лично, и является основным способом, передачи традиции анализа от учителя к ученику.
Устная традиция талмудического изучения и анализа является уникальной, воплощающей огромную эмоционально-интеллектуальную свободу. Адин Штейнзальц (1977), ведущий ученый и переводчик Талмуда, писал: «Каждая тема ... заслуживает рассмотрения и анализа, а опыт всегда позволяет вникать в самую суть. В процессе обучения, вопрос о том, имеют ли результаты анализа практическую пользу, никогда не поднимается. В Талмуде мы часто сталкиваемся с длительными и яростными дебатами по различным проблемам, попытками рассмотреть структуру метода и сделать выводы, вытекающие из него. Студент должен задавать вопросы себе и другим, прислушиваться к голосу сомнений и оговорок. С этой точки зрения, Талмуд, пожалуй, единственная священная книга во всей мировой культуре, позволяющая и даже поощряющая студента подвергать ее сомнению. (стр. 5)
В анализе также существует огромная свобода, позволяющая глубоко вникать в любой вопрос, не оговаривая его практическую значимость. От пациентов также ожидается, что они будут задавать вопросы сами, высказывать сомнения и оговорки, и, возможно, к концу анализа, даже бросят вызов авторитету аналитика. Второе, чем психоаналитические учебные заведения напоминают мир раввинов, - это акцент на линии духовного наследия. Почти каждый аналитик может назвать своего аналитического предшественника, одного из основателей теории. Признаюсь, я тоже, могу проследить мою линию непосредственно от Юнга через моего наставника, который был одним из первых иностранных выпускников Института К. Г. Юнга в Цюрихе.
Так же, как статус в среде раввинов может быть определен, по тому, кто был вашим учителем, так и статус в мире аналитиков в значительной степени определяется личностью вашего наставника. В среде раввинов признается, что в этот мир вас приносят ваши биологические родители, но в мир Духа и в грядущий мир (olamhaba) вас приводит ваш учитель. В аналитическом мире наставник (как личный, так и профессиональный) выступает в качестве духовного наставника и образца для подражания для своего кандидата. Они играют роль символических родителей, которые открывают путь кандидату не только в сферу бессознательного, но и в среду немногих избранных, принятых в институт. Позиция человека в институте часто определяется тем, кто он – «это пациент …..(такого-то)». Кирснер (2000) в своем монографическом исследовании четырех ведущих американских психоаналитических институтов приходит к выводу:«Личность наставника аналитика, определяет, насколько он аналитик ценен как человек, в большей степени, нежели его результаты аналитической работы». Другой аналитик отмечает: «Генеалогическое древо и его наследники узаконивается, если оно может быть каким-то образом прослежено до самого Фрейда. Тогда собственное личное достижение становится особенностью институционального психоанализа» (Thoma, 1999, стр. 50;. Цит. по Kirsner, 2000). И, пользуясь типичной талмудической фразой, мы говорим: «Разве не верно и обратное?» Разве аналитик с «худшим» предком не считается «второсортным», независимо от терапевтических результатов? Верность и привязанность к своей генеалогической линии, часто оказывается гораздо более сильной, чем верность к учреждению в целом. Таким образом, члены Института умаляют его важность для себя и откалываются или отказываются от активного участия в его жизни (Allphin, 1999; Eisold, 1994). Третьим основным сходством является то, что учебные заведения, как и талмудический Дом Учения (BeitMidrash), являются иерархическими организациями. Аналитические учебные группы обычно основаны на формальном различии между обучающими и не обучающими аналитиками. Только обучающим аналитикам позволяется передавать мудрость племени следующему поколению кандидатов. Как и в академическом мире, выбор новых обучающих аналитиков полностью находится в руках старой гвардии, подчеркивая преемственность структуры профессии. Даже тогда, когда, как в старой Ассоциации Израиля статус обучающего аналитика подтверждался автоматически пятилетним стажем, всегда существовала неформальная иерархия среди аналитиков и кандидатов, которые оценивались с точки зрения их востребованности.
В-четвертых, как аналитические, так и талмудические общины преданы страстному поиску истины. Психоаналитическая истина, конечно, очень отличается от раввинской. Но приверженность истине имеет свою обратную сторону. Такая безжалостная страсть к истине может иногда существовать за счет разрушения межличностных отношений, и даже привести к тяжелым конфликтам. Психоаналитическая культура характеризуется постоянной враждебностью и недоверием между различными группами, без видимой причины для столь недоброго чувства. Айсолд (1994) обобщил ситуацию следующим образом: «Как правило, такие конфликты относятся к амбициозной и нарциссической личности. При этом, хотя роль таких личностей, без сомнения, значительна, подобное объяснение не учитывает силы их влияния в среде аналитического института, а так же степени распространенности этой проблемы» (стр. 786). Как сказал мне один коллега: «Мы сохраняем все лучшее для наших пациентов, а худшее - для наших коллег». (Abramovitch, in press).
Существует тенденция к расколу, созданию конкурирующих «школ» или фракций, которыми правит ключевое чувство принадлежности. «Нам настоятельно необходимо, сохранить эти привязанности, ведь в нашей работе так много неуверенности, двусмысленности и изоляции» (Allphin, 1999, с. 253). Айсолд (2001), говоря непосредственно о юнгианских институтах, отмечает расстройства в нашей групповой жизни: «Было выявлено существенное доказательство двойственности и болезненно усвоенного внутреннего конфликта. Различные точки зрения сосуществуют, почти не скрывая враждебности. Подобная ситуация зачастую не позволяет институтам эффективно развиваться и функционировать. Решения принимаются, затем их отменяют, когда к власти приходят новые фракции, отказывающиеся их выполнять или просто игнорирующие и забывающие о них. Члены групп легко «выгорают», становятся отчужденными, недовольными и не хотят брать на себя обязанности по управлению такими обстоятельствами. Часто, в результате, бразды правления попадают в руки авторитарных лидеров, считающих своим долгом вмешаться и спасти ссорящихся и неэффективно работающих членов института от самих себя (с. 345). Раскол в старой Израильской ассоциации был связан с очень небольшим числом амбициозных или нарциссических личностей, которые боролись за власть. Каждая фракция смотрела на других сверху вниз и обесценивала их работу. Хотя между этими фракциями имели место идеологические различия, например, по поводу использования клинического переноса и контрпереноса (Samuels, 1985 год, 1998 год), разногласие не стало основой раскола (Young-Eisendrath & Dawson, 1997; Withers, 2003). Действительно, Ассоциация могла найти возможность эффективной работы с этими двумя подходами в процессе обсуждения по доброй воле. Кандидатам рекомендовалось выбирать руководящих аналитиков разных теоретических ориентаций и отображать клиническую компетентность каждой традиции, которую в конечном итоге, они решили выбрать для практики. Такие рациональные решения стали невозможны, когда этот вопрос попал в зависимость от политики силы в Ассоциации.
Лидеры группировок оказались также ключевыми фигурами в сети отношений, пытаясь контролировать не только пациентов, но и отношения кандидатов друг к другу. Любое отклонение из личной лояльности к фракции и ее лидеру воспринималось как риск, так как это могло привести к исключению из сети отношений. В этих условиях кандидаты были склонны становиться чрезмерно покорными догматическим и авторитетным аналитикам, и интроецировали аналитика как внутреннее Супер-эго за счет собственных Эго (Balint, цитируется по Kirsner, 2000). В результате, они теряли способность протестовать. Если они все же шли на это, они могли быть атакованы как нуждающиеся в более глубоком анализе. Учебные заведения стремятся действовать, прививая высокий уровень морального поведения. Одно из предписаний гласит: связь между пациентом и аналитиком должна быть исключительно терапевтической. Аналитики должны избегать любых двусмысленных отношений и затруднительных осложнений, с которыми они связаны. Учебные заведения по всему миру, однако, нарушают это правило. Очень часто руководители семинара и преподаватели оказываются аналитиками кандидата и контролирующими аналитиками. Более того, эмоциональное отношение аналитика, основанное на принятии и понимании, резко расходится с отношением обучающего аналитика, предполагающего оценки и суждения. Я также вспоминаю охватившую меня тревогу на первом занятии с моим личным аналитиком. Это не было импульсом «бегства» от анализа. Скорее всего, я видел как его интроверсия, благодаря которой он стал таким эффективным аналитиком, привела его к роли довольно неэффективного учителя. Эффективное обучение требует определенного количества экстраверсии. Я со стыдом начал думать, что я был лучшим учителем, чем он.
Я хочу сейчас обратиться к трактату Брахот 27б-28а для иллюстрации динамики аналитических учебных институтов. Я приведу отрывок из повествования, выделенный курсивом, а затем мои комментарии. В талмудическом тексте, как правило, сильно эллиптическом, отсутствуют какие-либо знаки препинания. Я использовал [квадратные скобки], чтобы заполнить скрытые места в тексте, сделать его более понятным, а также добавил знаки препинания. Все переводы - автора.
У вечерней молитвы нет определенного срока. Что означает «нет определенного срока»? Если смысл в том, что можно молиться всю ночь, то должно сказать: «[разрешается читать] вечернюю молитву всю ночь».
[«нет определенного срока» означает] скорее: «вечерняя молитва является добровольной».
Если рабби Иегуда от имени Сэмюэля сообщает [что по традиции]: «Вечерняя молитва, - как говорит Рабби Гамлиэль: [является] обязательной;
то Рабби Иегошуа говорит: [Она является] добровольной.
Абайе говорит: правило (halacha) соответствует тому, кто говорит [что она является] обязательной;
А Рабби говорит: правило (halacha) соответствует тому, кто говорит [что она является] добровольной».
Наш текст восходит к практической («галахической») дискуссии о природе вечерней молитвы (Маарив), в том числе имеет ли вечерняя молитва ограничение по времени, или ее можно читать всю ночь. Обсуждение приводит, в свою очередь, к вопросу о том, считается ли сама вечерняя молитва обязательной или добровольной. Идеологический фон этого вопроса связан с кризисом общинного богослужения, разрушением храма и поиском новых форм поклонения, заменяющих ритуальное жертвоприношение. Молитвы утром и днем появились параллельно и в символическом смысле пришли на смену утреннему и дневному храмовому жертвоприношению. Вечерняя молитва, однако, не имеет прямых аналогов в храмовом культе, так как вечернего жертвоприношения не было. Эта молитва не может быть оправдана таким же образом, хотя предыдущее суждение («вечернюю молитву можно читать всю ночь») показывает, что вечерняя молитва уже стала стандартной практикой. Спор, таким образом, оказывается полностью теоретическим. В аналитических институтах также имеют место теоретические и концептуальные споры, зачастую крайне ожесточенные, даже когда у спора нет никакого практического следствия. Действительно, такие споры могут оказаться настолько долговечными, потому что в них так мало поставлено на карту ... за исключением самого ценного для аналитиков - их личной репутации.
Уникальность Талмуда в том, как он поощряет, даже требует от читателя интеллектуальной гибкости, предлагая противоречивые мнения и оставляя читателя думать до конца и самостоятельно решать очевидное противоречие. У Гамлиэля Старшего и раввина Иегошуа возникли принципиальные разногласия о природе вечерней молитвы, но на данном этапе не приводится ни одного обоснования в поддержку их точек зрения. Каждое мнение излагается просто и прямо, в манере, подразумевающей глубокую терпимость к разнообразию: два противоположных мнения представлены двумя достойными противниками. Пользуясь юнгианской метафорой, можно сказать, что обе противоположности содержались в общем архетипическом поле. Повторение спора Абайе с Равой, много поколений спустя, ясно указывает: этот вопрос остался нерешенным. В конечном счете, было решено, что вечерняя молитва, действительно, добровольна, но, что все члены общины свободно берут эту обязанность на себя. В результате, вечерняя молитва стала обязательной, так же, как и две другие ежедневные молитвы.
Это противоречие можно сравнить с разногласиями в современном психоанализе относительно толкования переноса, клинического использования контрпереноса или частоты сеансов и требования к пациенту лежать на диване. Являются ли эти методы обязательным или факультативным элементом? (Stein, 1995; Withers, 2003; Stone & Duckworth, 2003). Аналитики и их институты, как правило, имеют определенные мнения по каждой теме, но вопрос остается далеко не решенным. В противоположность этому, каждый юнгианский аналитик согласится, что сны являются важной частью аналитического процесса и что регулярные сеансы желательны, даже если они могут не согласиться о том, как толковать сны или как часто должно проводить сеансы.
Раввины учили: Рассмотрим историю студента, который пришел к рабби Иегошуа и спросил его: «Вечерняя молитва, добровольна или обязательна?» Он сказал: «Добровольна». [Студент] пошел к Рабби Гамлиэлю и спросил его: «Вечерняя молитва, добровольна
или обязательна?» Он сказал: «обязательна». [Студент] сказал ему: «Но раввин Иегошуа научил меня, что это дело добровольное».
[Рабби Гамлиэль] сказал: «Подожди, пока носящий щит (т.е., мудрецы, которые сравниваются с Воинами) войдет в Дома Учения [а затем задай свой вопрос]» Когда «носящий щит» вошел, [студент] встал и спросил:
«Вечерняя молитва, [это] добровольна или обязательна?» Рабби Гамлиэль сказал: «обязательна». Рабби Гамлиэлю сказали мудрецы: «Есть ли кто-нибудь, кто не согласен по этому вопросу?» Рабби Иегошуа сказал: «Нет»
[Рабби Гамлиэль] сказал: «Но ведь от твоего имени, было сказано, что молитва эта добровольна». Он сказал: «Иешуа! Встань на ноги и рассмотри этот вопрос!» Рабби Иегошуа встал на ноги и сказал: «Если бы я был жив, а он был мертвым, живые могут отрицать мертвых, но теперь, когда я жив и он жив, как можно отрицать живое живым?» Рабби Гамлиэль сидел, в то время как рабби Иегошуа стоял.
Если сравнивать Дом Учения и аналитический институт, Рабби Гамлиэлю можно отвести роль авторитарного президента Института. Рабби Иегошуа - его главный соперник. Оба старшие обучающие аналитики. Неназванный студент, в нашей ситуации - эквивалент кандидата, задает вопрос рабби Иегошуа. Но не принимая его ответ, данный кандидат стремится услышать и «второе мнение». Он идет к главе учебного института, Рабби Гамлиэлю, который дает противоположную точку зрения. Студент сразу же пересказывает ему, что сказал его соперник, рабби Иегошуа. Деятельность кандидата вызывает недоумение и открыта для ряда интерпретаций. Я предпочитаю интерпретировать его действия не как обманщика и смутьяна, разжигающего соперничество между ведущими фигурами института, но скорее, как восторженного искателя истины, стремящегося разрешить явное противоречие. Ответ Рабби Гамлиэля указывает, что он заинтересован не в изучении вопроса, но в публичном обмене мнениями. Он плетет заговор против своего соперника, выбрав время и место для противостояния, когда он просит кандидата поставить вопрос на следующем совещании всего института. Студенту может показаться, что он скоро увидит блестящий поединок своих наставников.
Но вместо этого, когда вопрос ставится перед всеми членами института, никаких дебатов не происходит. Глава Института смело заявляет, собственное мнение, а затем спрашивает вызывающе: «Есть ли человек, который действительно не согласен по этому поводу?» Рабби Гамлиэль проводит параллели в повествовательном стиле, в котором даны многие клинические проявления. Клинические события представлены с догматической точки зрения, они перегружены теоретически, призваны проиллюстрировать выбранную автором теоретическую позицию, «безупречного восприятия.» Такая уверенность разрушает двойственность, непосредственность и «поэзию» анализа и даже может создать атмосферу враждебности в аудитории (Plaut, 1999). Затем Рабби Гамлиэль становится в конфронтацию со своим соперником, который публично соглашается с точкой зрения президента. Рабби Гамлиэль этим не удовлетворен, и обвиняет Иегошуа в «ереси». Затем он выполняет ритуальный акт унижения, оставив соперника стоять. Что-то явно изменилась в групповой жизни института: налицо авторитарная «нетерпимость к разнообразию» (Eisold, 1994). Честные различия во взглядах больше не разрешаются. Рабби Гамлиэль, захватив сроки и место, больше не заинтересован в законной оппозиции, ему нужна унизительная покорность. Доказательство стремления к власти Гамлиэля том, что он не довольствуется открытым согласием Иегошуа, но ищет возможность унизить своего соперника. Легитимный глава Института должен спрашивать, почему Иегошуа не отстаивает публично свою позицию. Гамлиэль как глава института требует идеологической однородности и заставляет других аналитиков быть лично и идеологически верными ему. Именно благодаря комплексу власти Гамлиэля мы можем понять странное отрицание Иегошуа своего мнения и его последующий ответ: «Если я был жив, и он был мертвым, живые могут отрицать мертвых, но теперь, когда я жив и он жив, как можно отрицать живую жизнь?»
Этот ответ также загадочен и вновь открыт для интерпретации. Я считаю, стратегию Иегошуа можно понять, как попытку избежать явного и открытого конфликта, который уничтожит весь институт. Метафора Иегошуа о живом и мертвом, таким образом призвана комментировать авторитарный стиль Гамлиэля. «Мертвые» - те, кто не облечен властью в организации, поэтому властный «живой» может отрицать уязвимых «мертвых». Когда обе стороны одинаково «живые», то каждая точка зрения должна быть принята во внимание. Живые не могут отрицать живых: два мнения выражается двумя достойными противниками. Именно такое разнообразие Гамлиэль находит угрожающим.
Рабби Иегошуа остался стоять, пока не вызвали Хатцпита глашатая, чтобы остановить [вызов из слов Рабби Гамлиэля], и он остановился.
Они сказали: «Как долго будет [Рабби Гамлиэль] продолжать унижать его ... Он мучил его в прошлом году, в еврейский Новый год [когда он вынудил раввина Иегошуа поехать к нему в Йом Кипур, День Искупления, в соответствии с искуплением Иегошуа, а не Рабби Гамлиэля]. Он мучил его при раввине Садоке и Перворожденном [когда он также заставил его стоять - как публичное унижение]. Здесь снова, он мучает его.
Как и многие нарциссические лидеры, Гамлиэль заходит слишком далеко в использовании своей власти. Публичное унижение рабби Иегошуа непосредственно приводит к его падению. Гамлиэль открывается всем как авторитарный диктатор. Присутствующие вспоминают предыдущие акты произвола, в частности, когда тот заставил Иегошуа нарушить его Йом Кипур.
Как ни странно, я отношусь терпимо к этому акту подчинения. Празднование Йом Кипур, в отличие от споров по поводу статуса вечерней молитвы, не теоретическое, но имеет огромные практические последствия. Сообщество, в котором больше не соблюдаются святые дни, уже не сможет выжить как единое сообщество. Действия Иегошуа, таким образом, согласуются с его действием в Бейт Хамидраш. В то же время, он согласился поехать в святой день года, дабы усмирить Рабби Гамлиэля. В Доме Учения, опять же он отвечает на грани самоуничижения, чтобы избежать открытого раскола в своей общине.
Примером того, как открытый конфликт может сломать общество, стал раскол в Израильской ассоциации. Хотя напряженность долго существовала, непосредственной причиной раскола был открытый конфликт относительно новой юнгианской программы обучения психотерапии, которую одна из фракций организовала в атмосфере секретности. Другая фракция считала, что Программа будет представлять прямую конкуренцию, и посягательство на прерогативы Ассоциации. Они утверждали, что программа должна разрабатываться под эгидой Ассоциации. Но ее основатели считали, что это частное мероприятие, разработанное специально для физических лиц, которые не имеют необходимых профессиональных квалификаций и необходимой подготовки. Конфликт стал открытым для общественности. Если бы этот вопрос был передан в комитет, или в арбитраж, то, возможно, могли быть достигнуты некоторые компромиссы. Конфликт, однако, рассматривался на ряде чрезвычайных встреч «публично» перед всеми членами, и обе фракции не чувствовали ни малейшей возможности для компромисса. Когда этот вопрос был поставлен на голосование, фракция, создавшая программу обучения, отказалась признать легитимными результаты голосования. Когда голосование обернулось против них, они вышли из Ассоциации, подали в отставку в полном составе, а затем сформировали новую группу, Новое израильское юнгианское общество. Их уход дестабилизировал Ассоциацию, так что, несмотря на первоначальные усилия по реорганизации после раскола
Случайная цитата:
Огородник может решать, что хорошо для моркови, но никто не может решать за другого, что есть благо
Жан-Поль Сартр