Menu

Майкл Киммел "Маскулинность как гомофобия" (Masculinity as Homophobia, 1994) — одна из ключевых социологических статей о мужской идентичности в западной культуре.

Киммел утверждает, что традиционная американская маскулинность — не естественное "мужское поведение", а социально сконструированный образ, который мужчины поддерживают из страха быть "не мужиком".

Основные тезисы:
Мужская идентичность хрупка и требует постоянного подтверждения

Мужчины соревнуются не с женщинами, а с другими мужчинами.

Их поведение — не про власть над женщинами, а про признание среди мужчин.

Гомофобия — центральный механизм контроля

Мужчины боятся быть воспринятыми как "не-мужчины", что в культуре кодируется через страх быть похожим на гея, женщину, слабого.

Гомофобия — не столько про сексуальность, сколько про страх потери статуса в мужской иерархии.

Маскулинность — спектакль под контролем других мужчин

Настоящий "мужик" — сильный, независимый, агрессивный, сдержанный.

Любая отклоняющаяся черта (чувствительность, забота, сомнение) может вызвать насмешку, унижение, насилие.

Итог — репрессивная культура

Мужчины страдают от давления быть "настоящими", и это ведёт к депрессии, насилию, эмоциональной изоляции.

Критика и ограничения
1. Историко-культурная ограниченность
Работа описывает в основном белый гетеросексуальный американский средний класс конца XX века. Маскулинность в других культурах (например, Латинской Америке, Африке, исламских странах) имеет другие структуры и механизмы признания.

2. Сведение маскулинности к страху и репрессии
Статья полемична: изображает маскулинность почти исключительно как реактивную и токсичную.
Это усиливает негативный образ мужчин как агрессоров и подавленных существ, игнорируя позитивные формы маскулинности (отцовство, зрелая защита, забота, щедрость).

3. Недостаточная сложность психологической структуры
Киммел работает как социолог, опирается на фреймы власти и статуса.
Отсутствует интеграция данных психологии развития, нейробиологии, психоанализа о формировании гендерной идентичности.

Современный научный взгляд
Подтверждается:
Гомофобия действительно связана с внутренней неуверенностью в маскулинной идентичности (Plumm & Terrance, 2009).

Маскулинность в юношестве поддерживается через изоляцию чувств, демонстрацию силы, избегание слабости (Mahalik et al., 2003).

Мужчины под влиянием традиционных гендерных норм чаще страдают от депрессии, злоупотребляют алкоголем и избегают терапии (APA Guidelines for Psychological Practice with Boys and Men, 2018).

Уточняется:
Маскулинности множественны, не одна "токсичная": есть конструктивные модели (termed caring masculinity, inclusive masculinity).

Новые исследования показывают, что гибкость в гендерной идентичности (умение интегрировать традиционные и "нетипичные" черты) связана с лучшим психическим здоровьем.

Влияние отцов, семейной динамики и культуры привязанности — ключ к формированию зрелой маскулинности (Grossmann, 2020).

В целом, Киммел прав: в маскулинной культуре действительно работает страх быть отвергнутым мужчинами и обвинённым в "немужском" поведении. Гомофобия один из главных способов регулирования этого страха.

Однако современный научный дискурс:

расширяет картину: мужчины — не только жертвы идеологии, но и участники конструктивных изменений;

акцент делает не на разрушении маскулинности, а на её интеграции, зрелости, эмоциональной гибкости;

говорит не о "токсичной мужественности", а о адаптивной и неадаптивной гендерной социализации.

Юнгианская психология рассматривает маскулинность не как социокультурную роль, а как глубинный архетипический процесс становления целостной личности — и у мужчин, и у женщин. Отношение к "традиционной маскулинности", описанной Киммелом, будет скорее критическим, но не в политическом ключе, а в символическом и психодинамическом.

Юнгианский взгляд на маскулинность и гомофобию
1. Маскулинность — это архетип, а не роль
Архетип Анимуса (внутреннего мужского начала) действует в психике каждого человека.

У мужчины — осознаётся как идентичность, у женщины — как внутренняя фигура.

Зрелая маскулинность — не маска "мужика", а контакт с внутренним мужским духом, логосом, порядком, силой слова и действия.

«Мужское» не равно агрессии или подавлению чувств. Это может быть и способность к структурированию, различению, инициативе, символизации.

2. Непроработанный архетип → инфляция или проекция
Если маскулинность не интегрирована, она либо инфлирует эго (мужчина отождествляется с идеалом силы, власти), либо проецируется (страх и ненависть к «другому» мужчине, особенно к тому, кто отличается — гомосексуалу, чувствительному, интеллектуальному).

Отсюда:
Гомофобия — это вытеснение собственного Анимуса или тени, которые переживаются как угроза извне.

Ненависть к "не таким" — форма страха перед собственной анимой, слабостью, чувственностью, которую "настоящий мужчина" не должен чувствовать.

3. Маскулинность как путь индивидуации
Юнгианцы скорее предложат рассматривать маскулинность не как "роль, которую нужно соответствовать", а как динамику развития личности:
Тень— первый этап: признание своей агрессии, зависти, слабости, трусости, потребности в признании.

Анима— встреча с внутренним образом женственности: чувствительностью, интуицией, сомнением, мягкостью.

Самость— выход за пределы гендерных масок: зрелая личность объединяет мужское и женское внутри себя.

4. Мужская инициатическая задача
Чтобы стать мужчиной, недостаточно быть "мужиком".

Юнгианцы подчёркивают, что у современного мужчины часто нет инициации — перехода из юношеской идентичности (где важна маска, статус, одобрение группы) во взрослую (где есть внутренняя опора).

Путь зрелой маскулинности — это отказ от внешней роли ради внутреннего становления.


Киммел прав, что страх быть «не мужиком» — мощный культурный фактор.
Юнгианцы говорят глубже: это страх перед собственной душой. Перед тем, что внутри есть и сила, и слабость, и мужество, и уязвимость. Отрицая это, мужчина цепляется за коллективную маску, теряя доступ к Самости.

Зрелая маскулинность в юнгианском смысле — это путь, на котором мужчина:
осознаёт свою тень,
вступает в диалог с анимой,
находит своё внутреннее ядро — не в оппозиции к другим, а в союзе с собой.

 

 

Маскулинность как гомофобия:  страх, стыд и молчание в конструировании  гендерной идентичности. Майкл Киммел. Сокращенная версия статьи.

«Мы понимаем под мужественностью вечную вневременную сущность,  которая глубоко заложена в сердце каждого мужчины. Мы понимаем под мужественностью вещь, качество, которое человек либо имеет, либо не имеет. Мы  понимаем под мужественностью нечто врожденное, заключенное в особой биологической конструкции мужчины, результат андрогенов или наличия пениса.  Мы понимаем под мужественностью трансцендентное, осязаемое свойство, которое каждый мужчина должен проявлять в мире, награду, даруемую с особой торжественностью юноше-новичку старшими за успешное выполнение
трудного ритуала инициации.

Маскулинность можно представить как постоянно меняющуюся совокупность значений, которые мы конструируем через наши отношения с самими собой, друг с другом и с нашим миром. Мужественность не является ни неизменной, ни вневременной; она исторична.
Мужественность не есть проявление внутренней сущности; она социально конструируется. Мужественность не вырывается в сознание из нашей биологической организации. Мужественность означает разные вещи в разные времена и для разных людей. Мы приходим к пониманию того, что значит быть мужчиной в нашей культуре, путем противопоставления наших определений набору «других» - расовых  меньшинств, сексуальных меньшинств и, главным образом, женщин.

Из представления, что мужественность социально конструируема и исторически изменчива, не следует, что речь идет о каком-то недостатке, о чем-то, что обедняет мужчин. На самом деле, оно обеспечивает нам нечто исключительно ценное - деятельность, способность действовать. Оно дает нам ощущение исторических возможностей вместо безнадежной покорности, неизменно сопутствующей вневременным внеисторическим сущностям. Наши поступки суть не просто «сама человеческая природа», когда «мальчики всегда остаются мальчиками». Из материала, который находится вокруг нас в нашей культуре (другие люди, идеи, предметы), мы активно творим наши миры, наши идентичности.

Маскулинности это властные отношения, ее характеристики - агрессия, конкуренция, тревожность. Никакая маскулинность не предполагает равенства; или, точнее, хотя мы все и созданы равными, любое гипотетическое равенство быстро испаряется, поскольку наши определения маскулинности имеют неравную ценность в нашем обществе. Существует некая дефиниция мужественности, принятая за стандарт, исходя из которого измеряются и оцениваются все другие ее формы.

В историческом и эволюционном плане маскулинность была определена как бегство от женщин, как отрицание фемининности. Начиная с 3. Фрейда, мы пришли к пониманию того, что в эволюционном плане главная задача, с  которой каждому маленькому мальчику приходится столкнуться, заключается в том, чтобы надежно утвердить свою идентичность в качестве мужчины. В этой модели маскулинность неизбежно связана с сексуальностью. Сексуальность мальчика станет отныне соответствовать сексуальности его отца (или, покрайней мере, конструируемому им образу отца) - угрожающей, хищнической, собственнической и, возможно, карающей. Прежде мальчик стремился идентифицировать себя со своим угнетателем; теперь он сам может стать угнетателем. Но страх остается, страх, что юношу разоблачат как обманщика, как мужчину,  не  полностью и не окончательно отделенного от матери. Обязательно найдутся другие мужчины, которые осуще ствят такое разоблачение. Неудача будет спо собствовать де-сексуализации мужчины, формированию мнения о его мужской неполноценности. Его будут считать маменькиным сынком, «девчонкой».
Бегство от фемининности является болезненным и нелегким, поскольку мать своей властью может без труда отнять у мальчика мужественность, утверждая его зависимость или, по крайней мере, напоминая ему о ней. Такое бегство постоянно; мужественность становится растянувшейся на всю жизнь попыткой демонстрировать факт ее достижения, поскольку нужно доказывать другим недоказуемое, в котором мы сами не уверены. Женщины редко ощущают необходимость «доказывать свою женственность» - фраза, сама по себе звучащая нелепо. Женщины знают разные типы кризиса гендерной идентичности; их раздражительность и уязвленность, как и свойственные им симптомы депрессии, идут скорее от их статуса исключенности [из социума], чем от сомнений по поводу того, достаточно ли они женственны.

Желание отречься от матери как свидетельство приобретения маскулинной гендерной идентичности имеет для мальчика три последствия. Во-первых, он отвергает свою реальную мать с ее чертами - заботливостью, жалостью и  нежностью, воплощением которых она, возможно, была. Во-вторых, он подавляет эти черты в себе, поскольку они показывают его неполное отделение от матери. Его жизнь становится постоянно осуществляемым проектом, призванным продемонстрировать отсутствие у него свойств, присущих его матери. Маскулинная идентичность рождается в отрицании фемининного, а не в непосредственном утверждении маскулинного, что делает маскулинную  гендерную идентичность расплывчатой и хрупкой.В-третьих, мальчик, кроме того, учится девальвировать в своем окружении всех женщин как живых воплощений тех черт, которые он сам уже научился презирать. 3. Фрейд, сознательно или нет, также находил истоки сексизма - систематической девальвации женщин - в отчаянных усилиях мальчика отделиться от матери. Мы можем хотеть «девчонку», как тудевчонку, которая «вышла замуж за дорогого старого папочку», но мы без сомнений не хотим быть похожими на нее.

Когда это кончится? Никогда. Принять слабость, принять хрупкость и болезненность - значит вызвать отношение к себе как к «девчонке», а не как к настоящему мужчине. Но отношение со стороны кого?

Ответ: со стороны других мужчин. Мы находимся под постоянным испытующим взглядом других мужчин. Другие мужчины наблюдают за нами, оценивают нас, соглашаются допустить нас в царство мужественности. Вспомните о том, как мужчины хвастаются перед кем-то другим своими достижениями - от их последней сексуальной победы до размеров пойманной ими рыбы - и как мы постоянно выставляем напоказ признаки мужественности - богатство, власть, статус, сексуальных женщин — перед другими мужчинами, страстно желая их одобрения.

То, что мужчины доказывают свою мужественность в глазах других мужчин, есть одновременно и результат сексизма, и одна из его главных характерных черт. Женщины становятся видом валюты, которую мужчины используют для повышения своего статусана маскулинной социальной шкале.Маскулинность является гомосоциальным спектаклем.

Если маскулинность является гомосоциальным спектаклем, то ее главной эмоцией является страх. Во фрейдовской модели страх перед властью отца охватывает мальчика, заставляя его отказываться от своего страстного влечения к матери и идентифицировать себя с отцом. Эта модель связывает гендерную идентичность с сексуальной ориентацией: идентификация мальчика с отцом (обретение маскулинного) позволяет ему теперь вступить в сексуальные отношения с женщинами (он становится гетеросексуалом).  Мы обретаем маскулинность, идентифицируясь с нашим угнетателем.
Но здесь возникает определенная проблема, которую сам 3. Фрейд обозначил, но не разрешил. Когда мальчик на доэдиповой стадии идентифицирует себя с матерью, он смотрит на мир глазами матери. Таким образом, при  столкновении с отцом во время великого Эдипова кризиса его зрение оказывается расщепленным: он смотрит на своего отца так же, как и его мать, смешивая благоговение, удивление, страх и влечение; одновременно он смотрит на отца так, как он хотел бы смотреть на него, будучи мальчиком, то есть не как на объект влечения, а как на соперника. Отрицание матери и идентификация с отцом только частично разрешает его дилемму. Что же он должен делать с этим гомоэротическим влечением, влечением, которое он испытывал, поскольку смотрел на отца глазами матери? Он должен подавить его. Гомоэротическое влечение считается фемининным влечением, влечением к другим мужчинам. Гомофобия есть попытка подавить это влечение, очистить все отношения с другими мужчинами, с женщинами и с детьми от какой-либо его примеси и гарантировать, что никто и никогда не сможет принять его за  гомосексуалиста. Гомофобное бегство от интимных отношений с другими мужчинами представляет собой отрицание гомосексуального начала внутри себя, которое никогда не бывает полным и поэтому постоянно вновь разыгрывается в любой системе гомосоциальных связей.
Даже если мы и не подписываемся под психоаналитическими идеями 3. Фрейда, мы, тем не менее, можем сказать, оставив в стороне сексуализированную точку зрения, что отец оказывается первым мужчиной, который оценивает маскулинное поведение мальчика, первой парой мужских глаз, перед которыми он пытается утвердить себя. Эти глаза будут преследовать его всю оставшуюся жизнь. К этим глазам присоединятся глаза других мужчин - глаза тех, кто исполняет такие стандартные роли, как роль учителя, тренера, босса или героев экрана; глаза его сверстников, его друзей, его товарищей по работе; и глаза миллионов других мужчин, живых и мертвых, от чьего постоянного испытующего взгляда, следящего за его поведением, он никогда не сможет избавиться.
Кошмар, от которого мы, кажется, никогда не избавимся, - кошмар, что другие мужчины заметят это ощущение неадекватности, заметят, что мы в наших собственных глазах не являемся теми, кем мы стремимся быть. То, что  мы называем маскулинностью, - это часто преграда, препятствующая разоблачению нас как самозванцев, то есть чрезмерно расширенный круг видов деятельности, мешающий другим проникнуть в нашу суть, и
непомерное усилие, чтобы загнать страхи внутрь себя. Наш подлинный страх - «не страх перед женщинами, а страх быть опозоренными или униженными перед другими мужчинами или оказаться в подчинении у более сильных  мужчин».


Теперь изменим вопрос и спросим, что должны делать мужчины-гетеросексуалы, чтобы исключить возможность возникновения у кого бы то ни было «ложного представления» по их поводу. Ответы обычно указывают на исходные стереотипы, на этот раз в виде серии правил того, как не следует себя вести: никогда не одеваться, не разговаривать и не ходить подобным образом; никогда не показывать свои чувства или быть эмоциональным. Всегда быть готовым демонстрировать сексуальный интерес к женщинам, которых ты встречаешь, чтобы ни у одной из них не возникло о тебе «ложного представления».
Таким образом, гомофобия, боязнь, что тебя воспримут как гея, а не как настоящего мужчину, побуждает мужчин чрезмерно подчеркивать все традиционные черты маскулинности, включая роль сексуального хищника по отношению к женщинам. Гомофобия и сексизм идут рука об руку. Риск того, что тебя посчитают «девчонкой», огромен - иногда это вопрос жизни и смерти. Мы идем на непомерные риски ради доказательства своей  мужественности, неразумно подвергая опасности свое здоровье, совершая опрометчивые поступки на работе и рискуя получить болезни, связанные со стрессами.

Гомофобия тесно связана как с сексизмом, так и с расизмом. Страх (иногда сознательный, иногда нет), что другие могут принять нас за гомосексуалистов, побуждает мужчин разыгрывать всевозможные формы излишне  подчеркнутого маскулинного поведения и маскулинных отношений с целью гарантировать, что ни у кого не возникнет о них ложного представления.

Власть и бессилие в жизни мужчин
Мужественность приравнивается к власти - над женщинами, над други­ми мужчинами.  Феминистки считают, что женщины как группа не обладают властью в нашем обществе. Они также считают, что и каждая женщина в отдельности не ощущает себя сильной. Женщины чувствуют страх и уязвимость. Их представления о социальной действительности и их индивидуальный опыт, следовательно, симметричны.
В отличие от них, с точки зрения феминизма, мужчины как группа обладают властью. Следовательно, исходя из того же самого принципа симметрии, феминизм склонен признавать, что и в индивидуальном отношении мужчины  неизбежно чувствуют себя сильными. Именно поэтому феминистская критика маскулинности часто наталкивается на непонимание со стороны мужчин. Услышав мнение, что они обладают всей полнотой власти, многие мужчины реагируют на это скептически: «Что вы имеете в виду, говоря, что мужчины имеют всю власть? - спрашивают они. - О чем вы толкуете? Моя жена командует мной. Мои дети командуют мной. Мой босс командует мной. У меня нет никакой власти! Я совершенно бессилен!».
Подобные ощущения мужчин - это не ощущения сильных людей, но ощущения тех, кто считает себя бессильным. Подобные ощущения неизбежно рождаются из разрыва между социальным и психологическим, между общим анализом, показывающим, что мужчины как группа находятся у власти, и психологическим фактом, что они как индивидуумы не осознают себя сильными.
Это чувства мужчин, которых воспитали в вере, что они должны чувствовать эту силу, но они ее не чувствуют. Неудивительно, что многие мужчины оказываются уязвленными и недовольными.
Это может объяснить недавнюю популярность мужских семинаров, призванных помочь мужчинам утвердить свою «внутреннюю» силу, свою «глубинную мужественность» или своего «внутреннего воина».

Наш несовершенный анализ нашего собственного положения приводит нас к выводу, что мы, мужчины, нуждаемся в большей власти, а не в том, чтобы принуждать себя поддерживать попытки феминисток реорганизовать властные отношения по более справедливому принципу.

Никакое исключение, никакое бегство никогда не приносили нам того освобождения, к которому мы стремились, и нет оснований полагать, что либо первое, либо второе решит наши проблемы в настоящее время.  Душевное равновесие, освобождение от гендерной борьбы будут достигнуты только благодаря политике включения, а не исключения, благодаря защите равенства и справедливости, а не бегству»
Майкл Киммел. Сокращенная версия статьи.

Тут бы еще упомянуть
важность тюремной культуры в России, и свойственную ей гомофобию и преувеличенную маскулинность
Российский послевоенный дисбаланс мужчин и женщин
растущую независимость женщин
распространенный у мужчин материнский комплекс и то, как он влияет на маскулинность

Случайная цитата:

Важно не то, что сделали из меня, а то, что я сам сделал из того, что сделали из меня

Жан-Поль Сартр

Искать на сайте: